Верю в смерть после жизни.
Это лето подарило мне очень много. И все такое разное, как коллекция сокровищ тринадцатилетнего мальчишки.Это лето вообще было для меня крапивинским мальчиком с дурным языком.
"Алё! Мы тебя принимаем, вытащи голову из задницы!"
"Да, ты интересная. Да. Да, точно. Да, именно ты."
"Можно. Всё можно."
Я успела ухватить последний подарок лета - Шварца на два голоса в ночь. И это было странно. От Крестника (почему, почему, почему Крестник?! Чей?! Он сам свой, сам по себе, вырвите это слово из моих ассоциативных рядов) шла такая волна "Можно"... я себя так не веду. Я не обживаю чужие места, я к ним только принюхиваюсь. Извне разницу можно и не заметить, но с моей стороны глаз она ошеломительна. Если бы рядом не было других, я бы позорно расплакалась над концом пьесы. Когда еще все плохо, потому что мне показалось, что в этот раз текст изменится под голосами. И все закончится совсем не так.
Меньше точек посреди фраз.
Была еще одна невыносимая ассоциация, но она навеяна глазами, а значит неважна. Самого главного глазами не увидишь.
У меня не ночь, то есть ночь, конечно, но не внутри. Так вот: у меня не ночь, но я жду светлячка. Живого, с нежно-трепетными глазами и лукавым огоньком.
И мне приходится напоминать себе, что я не скучаю по людям. Может, когда я поверила в эту фразу, я еще не встретила... я встречала только людей, а не сказок? Или те сказки поворачивались ко мне не теми сторонами? Как-то странно хотеть увидеть тех, с кем расстались так недавно. Хотеть увидеть Белку, хотя срок ожидания только начался. Хотеть увидеть Марион, хотя мы встретимся в воскресенье. Хотеть увидеть... многих. Слишком многих для раковины отшельника на моем щите. Я хочу провести еще один Суд, но не ради возможности что-то рассказать, а ради людей. Вот почему мне не шестнадцать? В этом возрасте мое болезненное удивление выглядело бы трогательно. Сейчас это кажется пафосным и надуманным.
По большому секрету признаюсь, что на самом деле мне тринадцать. Скоро будет четырнадцать. Не судите строго мой романтизм, максимализм и трагические позы. Я не успела в это наиграться. Когда играешь с зеркалами, получаешь странные ответы. А с братьями игры идут по другим правилам - мы слишком хорошо друг друга знаем.
Так странно слышать о собственных достоинствах... Сагу о поисках гармонии я спою как-нибудь потом. И пытаться рифмовать собственные ощущения я тоже буду в другой раз. Тошнит от пошлых рифм.
Все-таки ночь - странное время. Сначала тоска, потом лирика, потом поиск конструктивных решений. Без пятнадцати четыре. Искать конструктивные решения. Да я просто гений. И голоса, голоса, голоса. Нет, это не галлюцинации, это воспоминания.
Глупо и пафосно, но мне кажется, что люди вокруг меня - это моя награда за память. И напоминание, что все могло быть гораздо хуже.